в Иокогаму из Бомбея, расширив круг своих визитов, которые он ранее совершал к своим последователям-гуджарати в Рангуне, хотя он был больше озабочен обслуживанием своих существующих последователей, чем поиском новых.

Два года спустя редакционная статья в рангунском мусульманском журнале Ittihad-i Mazahib-i 'Alam поставила под сомнение широко распространенный слух о том, что микадо принял ислам, а затем продолжила восхвалять Японию в режиме саморефлексивной благодарности. Несмотря на подобные слухи в "Иттихад-и Мазахиб" и более поздние заявления Дихлави о том, что он завоевал множество новообращенных, как японская, так и англо-японская пресса сообщала, что Дихлави вообще не завоевал новообращенных. Это не помешало другим мусульманским миссионерам отправиться даже в самые отдаленные регионы континента, теперь соединенные инфраструктурами империи. Среди них был сибирский татарин Абд ар-Рашид Ибрагим (1857-1944), который путешествовал по Транссибирской магистрали. Несколько более успешный, чем Дихлави, Ибрагим, покидая Японию в 1910 году, сопровождал Котаро Омара Ямаоку (1880-1959) в Мекку, став первым японцем, совершившим хадж. Двадцатью годами ранее портреты Нода Шотаро, первого японского мусульманина, обращенного в христианство, а не паломника, появились на первых страницах нескольких османских турецких газет, отмечая его обращение. Теперь Ибрагим опубликовал в Стамбуле двухтомный турецкий отчет о своих попытках продвигать ислам в Японии. Он включал в себя краткий обзор японской письменности, объясняя, что японцы заимствовали древние китайские иероглифы, чтобы создать свою собственную систему письма. В подходе, который намекает на взаимодействие интерпретационных категорий, для классификации слоговых таблиц яматоганы, хираганы и катаканы Ибрагим заимствовал европейский термин "иероглифика".

Прозелитическая деятельность Ибрагима совпадала с деятельностью его индийского коллеги Мухаммада Баракатуллы (1854-1927), который с 1909 по 1914 год работал преподавателем языка в Токио. В эти годы он издавал журнал "Исламское братство", в котором публиковались статьи с такими названиями, как "Христианская комбинация против ислама". Зная, каких успехов добились христианские миссионеры в Японии благодаря своей печатной и переводческой деятельности, Баракатулла попытался перенять те же методы для своего журнала. Но в отличие от хорошо финансируемых и лингвистически способных предприятий Британского и иностранного библейского общества, действующего в Токио с 1875 года (а в Калькутте - с 1811 года), журнал Баракатуллы выходил только на английском языке.

Тем не менее, он, конечно, попытался выпустить японское издание "Исламского братства", объяснив в номере за 1912 год, что планирует это сделать благодаря "сотрудничеству со стороны двух наших японских друзей, профессора Фуджиты и г-на Хатано". Первый - прекрасный полиглот, знающий почти все европейские языки и хорошо знакомый с арабским, персидским, турецким и индусским. Господин Хатано - яркий молодой автор. Он хорошо владеет пером и пишет блестящую прозу". Далее Баракатулла объяснил, что с помощью этих помощников, владеющих местными языками, "можно будет донести принципы ислама до японцев, которые до сих пор не имеют никакого представления об исламе". Его младший соратник, Хасан Хатано Ухо (1882-1936), действительно принял ислам: впоследствии он редактировал собственный японский журнал под названием "Эль-Ислам". Христианские миссионеры Японии вскоре обратили на него внимание, как и британские чиновники, настороженные антиколониальной политикой Баракатуллы. В 1913 году оба журнала были закрыты местными властями, которые действовали по совету своих британских дипломатических союзников. К тому времени, несмотря на почти четыре года пребывания в Токио, Баракатулла не внес особого вклада в индийское или более широкое мусульманское понимание Японии. В конечном итоге он был не столько заинтересован в изучении синто-буддийской культуры, сколько в обучении ее жителей своей собственной религии.

Такие южноазиатские проекции "я" отнюдь не были исключительно мусульманской заботой. В то время как панисламист Баракатулла пытался продвигать свою религию, цейлонский миссионер Дхармапала пытался построить параллельные "панибуддийские" солидарности в ходе своих четырех визитов в Японию в период с 1889 по 1913 год. Во время последнего из этих визитов он встретился с Баракатуллой. С тревогой узнав о его противостоянии миссионерским планам, Дхармапала написал статью для своего собственного издания, Journal of the Maha-Bodhi Society, предупреждая коллег-буддистов об опасности распространения среди японцев религии, которую он объявил "неприемлемой для цивилизованных людей". Однако, даже пытаясь наладить внутрибуддийскую солидарность, добиваясь пожертвований для своего Общества Маха-Бодхи от богатых джапа нских бизнесменов, Дхармапала находил японскую форму буддизма Махаяны непонятной в ее отличии от его собственной цейлонской традиции Тхеравады. Чем больше времени Дхармапала проводил в Японии, тем больше он понимал, как далеко различные буддийские секты отклонились от того, что он считал истинным учением Будды - а именно, от существенно реформированной версии религии, которую Дхармапала разработал в сотрудничестве с американским теософом Генри Стил Олкоттом. Мы уже видели, как буддийский катехизис Олкотта в христианском стиле был переведен на сингальский и японский языки. Последовавшая за этим внутрибуддийская встреча с американцем в качестве партнера-посредника по доктрине привела к дебатам, которые нашли свое отражение в печати. Один из примеров - когда Дхармапала не смог убедить националистически настроенного ничиренского миссионера Танаку Чигаку (1861-1939) принять его и Олкотта доктрины во время дебатов в Камакуре. Опытный спорщик, ранее защищавший буддизм от христианских миссионеров, Танака триумфально завершил дебаты, объявив свою собственную традицию Ничирен истинным исполнением учения Будды.

В направлении, противоположном направлению Дхармапалы, в 1880-х годах ряд японских буддийских монахов сели на пароходы, идущие в Калькутту и Коломбо. Самыми ранними были Шаку Козен (1849-1924), который высадился в Коломбо в 1886 году и пробыл там семь лет, и Шаку Соен (1860-1919), который прибыл в 1887 году и пробыл там два года. Эти японские монахи увезли домой предостережения от встречи с религиями, отличными от их собственной. Соэн написал две книги о Цейлоне: "Сайю Никки" ("Дневник западного путешествия") и "Сэйнан но Буккё" ("Буддизм Юго-Запада"). Экспортируя уроки, полученные в своих путешествиях, в книге "Сэйнан но Буккё" он дал суровое предупреждение об опасной судьбе буддизма в Азии в целом: "У передней двери волк христианства раскрывает пасть, у задней двери тигр ислама точит когти". Как бы в подтверждение этих уроков, всего через месяц после выхода книги Дхармапала и Олкотт прибыли в Японию с миссией убедить японских буддистов объединиться в общем деле со своими цейлонскими и бирманскими единоверцами. Если это выглядит совсем иначе, чем утверждение Окакура, который несколькими годами позже заявил, что "Азия едина", то стоит обратить внимание на схожие подозрения в отношении ислама, которые были озвучены в следующих параграфах его книги.

Со своей стороны, японский паломник Козен также присоединился к своим коллегам-буддистам из Цейлона в их противостоянии христианским миссионерам, тесно сотрудничая с Дхармапалой и Олкоттом. Расширяя самопроецирующуюся модель мусульманских прозелитов в Японии, по возвращении домой в 1893 году Козен основал собственную миссионерскую организацию,